Неточные совпадения
Самгин, оглушенный, стоял на дрожащих ногах, очень хотел уйти, но не мог, точно спина пальто примерзла к стене и не позволяла пошевелиться. Не мог он и закрыть глаз, — все еще падала взметенная взрывом белая пыль, клочья шерсти; раненый полицейский, открыв лицо, тянул на себя медвежью полость; мелькали люди, почему-то все маленькие, — они выскакивали из ворот, из дверей домов и
становились в
полукруг; несколько человек стояло рядом с Самгиным, и один из них тихо сказал...
Так я в первый раз увидел колибер, уже уступивший место дрожкам, высокому экипажу с дрожащим при езде кузовом, задняя часть которого лежала на высоких,
полукругом, рессорах. Впоследствии дрожки были положены на плоские рессоры и
стали называться, да и теперь зовутся, пролетками.
В Забайкалье мне случилось видеть, как в реке купались вместе мужчины, женщины и дети; конвойные,
ставши возле
полукругом, не позволяли выходить за границы этого
полукруга никому, даже ребятам.
Полукругом около шалаша, не далее двенадцати шагов,
становятся присады, то есть втыкаются в землю молодые деревья, в две или три сажени вышиною, очищенные от листьев и лишних ветвей, даже ставят жерди с искусственными сучками; на двух, трех или четырех приездах (это дело произвольное) укрепляются тетеревиные чучелы, приготовленные тремя способами.
Я отметил уже, что воспоминание о той девушке не уходило; оно напоминало всякое другое воспоминание, удержанное душой, но с верным, живым оттенком. Я время от времени взглядывал на него, как на привлекательную картину. На этот раз оно возникло и отошло отчетливее, чем всегда. Наконец мысли переменились. Желая узнать название корабля, я обошел его,
став против кормы, и, всмотревшись, прочел
полукруг рельефных золотых букв...
Так проводил он праздники, потом это
стало звать его и в будни — ведь когда человека схватит за сердце море, он сам
становится частью его, как сердце — только часть живого человека, и вот, бросив землю на руки брата, Туба ушел с компанией таких же, как сам он, влюбленных в простор, — к берегам Сицилии ловить кораллы: трудная, а славная работа, можно утонуть десять раз в день, но зато — сколько видишь удивительного, когда из синих вод тяжело поднимается сеть —
полукруг с железными зубцами на краю, и в ней — точно мысли в черепе — движется живое, разнообразных форм и цветов, а среди него — розовые ветви драгоценных кораллов — подарок моря.
— Волченята
полукругом стали против нее.
Часть стены тотчас вывалилась
полукругом, образовав полку с углублением за ней, где вспыхнул свет; за стеной
стало жужжать, и я не успел толком сообразить, что произошло, как вровень с упавшей полкой поднялся из стены род стола, на котором были чашки, кофейник с горящей под ним спиртовой лампочкой, булки, масло, сухари и закуски из рыбы и мяса, приготовленные, должно быть, руками кухонного волшебного духа, — столько поджаристости, масла, шипенья и аромата я ощутил среди белых блюд, украшенных рисунком зеленоватых цветов.
За рекой над лесом медленно выплывал в синее небо золотой
полукруг луны, звёзды уступали дорогу ему, уходя в высоту,
стало видно острые вершины елей, кроны сосен. Испуганно, гулко крикнула ночная птица, серебристо звучала вода на плотине и ахали лягушки, неторопливо беседуя друг с другом. Ночь дышала в окна пахучей сыростью, наполняла комнату тихим пением тёмных своих голосов.
Медленным шагом, с важностью во взоре, в походке и голосе, Николай Александрыч подошел к столу, часто повторяя: «Христос воскресе! Христос воскресе!» Прочие
стали перед ним
полукругом — мужчины направо, женщины налево. И начали они друг другу кланяться в землю по три раза и креститься один на другого обеими руками.
За ним светился другой огонь, за этим третий, потом, отступя шагов сто, светились рядом два красных глаза — вероятно, окна какого-нибудь барака — и длинный ряд таких огней,
становясь всё гуще и тусклее, тянулся по линии до самого горизонта, потом
полукругом поворачивал влево и исчезал в далекой мгле.
В начале своего царствования государыня принимала все просьбы лично, но когда в Москве просители во время коронации
стали перед ней на колени
полукругом и преградили ей дорогу к соборам, а армяне подали ей вместо просьб свои паспорта, государыня лично уже просьб не принимала.
Читала, а слезы медленно капали на страницы. Болела голова, ничего в нее не шло. У нее теперь часто болела голова. Исанка приписывала это помойке перед окном, — нельзя было даже решить, что полезнее — проветривать комнату или нет. И нервы
стали никуда не годные, она постоянно вздрагивала, ночи спала плохо. Похудела, темные
полукруги были под глазами. Такими далекими казались летний блеск солнца, здоровье, бодрая радость!